Анастасия Старынина имеет высшее биологическое образование и кандидатский минимум, получает дополнительное — олигофренопедагог. Играет на фортепиано, великолепно поет, прекрасно владеет английским и постигает китайский язык, ведет группы по фитнесу, стретчингу, программу для беременных, танцует свинг и исторические танцы, увлекается бегом на длинные дистанции, вышивает, умопомрачительно готовит, особенно выпечку; вместе с мужем воспитывает двух талантливых дочек, ухаживает за 8 котами, 2 крысами и одним кроликом, любит читать русскую классику 19 века, ведет здоровый образ жизни и терапевтические двигательные занятия для детей с особенностями развития.
О последнем пункте мы с ней и побеседуем.
Зачем нужны двигательные занятия с детьми? Что они дают и кому показаны?
Занятия с детьми младшего дошкольного возраста нужны всем. Когда ребенок набегался, получил наслаждение от ходьбы как процесса, вот тогда-то процесс перемещения в пространстве становится ему интересен не только ради собственно перемещения.
Период до семи лет называется сенсомоторным. Это развитие органов чувств и моторики, обучение мозга правильно распознавать поступающую извне информацию, познание собственного тела, развитие равновесия — словом, проработка всего, на чем строится жизнь человека: движение, ощущение себя в пространстве и времени, способность грамотно и быстро реагировать на изменения окружающей среды, и, как следствие, самооценка. Если человек регулярно не вписывается в дверь и наступает на ноги каждому, кто оказывается поблизости, то вряд ли можно заподозрить у него высокую самооценку.
В последнее время очень много рождается детей с «ограниченными возможностями здоровья». Например, по данным ВОЗ, аутизмом и сходными расстройствами страдает 1 человек из 88. В России достоверной статистики на настоящий момент нет, но число детей с РАС может составлять 250-300 тыс. человек, причем процент людей, страдающих аутизмом, постоянно растет.
Такому ребенку, да и взрослому тоже, трудно встроиться в общество: он «неудобен» для всех: воспитателей, учителей, преподавателей, окружающих. Однако это не значит, что нужно опустить руки или уйти в добровольное затворничество. Каждый человек имеет пространство для развития. И каждый, вне зависимости от достатка, уровня развития и особенностей здоровья, имеет право на счастье, внимание, общение и обучение.
И все дети занимаются в одной группе?
Да. Пыталась сначала делить по возрасту, но увидела, что они «варятся в собственном соку», уровень остается примерно тем же, а движение вперед минимально. Смешала две группы, и тут же появился прогресс. Фокус оказался в психологии: четырехлетний перед младшим готов на все, а полуторагодовалый смотрит на старшего и старается ему подражать: тот полез по веревочной лестнице, значит, бояться нечего, я за тобой.
А однажды в группе появился особый ребенок с подозрением на аутистическое расстройство. Было всего понемногу: и нарушение речевого развития, и сложности с сенсорикой (мозг плохо модулировал ощущения), и ребенок не чувствовал ожога, пореза, однако воспринимал расчесывание волос и прикосновение свитера к телу как боль. Родители подключили огромное количество педагогов, работали день и ночь. Ребенок с благодарностью отзывался, вел нас за собой, подсказывая, что ему нужно. И в итоге выровнялся.
Какое значение имеет присутствие родителей на занятии?
Я противник исключения родителей из процесса занятия. Ребенку некомфортно, страшно одному, соответственно, меняется поведение. И тут все зависит от педагога. К сожалению, все мы были свидетелями фразы: «Ты не хочешь заниматься? Тогда сиди на стуле». Однако на самом деле стремление к обучению «вшито» в психику человека, и именно любознательность является двигателем процесса развития. Если не загубить, а направить ее в нужное русло, то ребенок будет учиться и получать удовольствие от процесса познания мира. А потому я считаю, что главная цель занятий с детьми младшего возраста — не натаскать ребенка, не привить ему навыки и умения за пределами его биологического возраста, а помочь ему познать себя, параллельно сформировав позитивное отношение к обучению, переформатировав этот процесс в учебно-игровой. И позволить ребенку нас вести.
Большой плюс в том, что я не связана никакими программами. Я сама себе режиссер, иду за детьми и ориентируюсь на то, кто сегодня пришел на занятие, в каком настроении, выспался, сыт ли; я имею представление о проблемах моих сегодняшних учеников и выстраиваю занятие на ходу. Конечно, есть общие вещи, благодаря которым каждый ребенок учится понимать свое тело. Хорошо интегрированный в себя человек – это счастливый человек. Моя основная задача — построить удачный тройной союз: ребенок, родитель, я. Где родитель — это ассистент, не наставник, не педагог, а подчиненный. Ребенок сам решает, как и с кем он будет работать.
Некоторые дети согласны заниматься только со мной. Возможно, причина в недоверии, а может, наоборот, они хотят показать маме все, на что способны. Другие дети, как когда-то делала моя младшая дочь, подходят к свободному родителю, протягивают ему руку и ведут в круг на занятие.
Кстати, надо упомянуть, что с детьми важно аккуратно прорабатывать упражнения и на коммуникабельность, мягко социализировать, не добавляя стресса в их и так достаточно насыщенную эмоционально-психологическую жизнь. Для них этот процесс более тонкий и сложный. Например, когда-то у меня в группе был ребенок, с которым нельзя было здороваться и устанавливать глазной контакт: стоило мне протянуть ему руку и назвать по имени, начиналась истерика. Я приняла правила игры, и однажды, когда я объявила, что сейчас будет хоровод, этот ребенок подбежал, не глядя, дал руки двум посторонним родителям и повел их в круг. В какой-то момент ушел страх, интерес к процессу познания мира пересилил.
Насколько долго может проходить процесс корректировки?
Довольно долго — месяцы, годы. У каждого свой срок, который зависит от множества факторов: в каком возрасте начали заниматься, насколько активно родители принимают участие, от отношения педагога. Не будем скрывать: для многих воспитателей дети с особенностями развития неудобны, поскольку требуют дополнительного внимания и специального подхода.
Работа с таким ребенком — всегда немного импровизация. Нужно быть готовым ко всему: он может тебя укусить, а может обнять, может работать, а может не работать — вообще не идти на контакт или, наоборот, дать отличную обратную связь. Часто психоэмоциональный фон ребенка бывает вне твоего понимания.
Был мальчик, живущий как бы вне нашего мира; трудно даже было понять, отстает он в развитии или нет — он не говорил, не шел на контакт, с той или иной степенью покорности отзывался на то, что с ним что-то пытаются сделать… Ну точно котика за лапки водишь! А потом вдруг произошло чудо: мы закончили упражнение, и он говорит: «Еще». Совершенно фантастическое ощущение.
Что дают занятия родителям?
Очень многое.
Во-первых, мы начинаем вместе видеть количество и толщину стен, о которые они бьются. И иногда находим в этих стенах дырочки или даже целые двери, пусть и не всегда открытые.
Во-вторых, родители на занятиях получают возможность хоть немного расслабиться.
Рождение особого малыша порождает, как правило, огромное чувство вины. Каждый из нас живет с неким базовым убеждением, что пусть я не стану космонавтом или гениальным писателем, но уж родителем-то стать дело нехитрое, уж это-то я всегда смогу. И вдруг что-то происходит не так. В этот момент твоя самооценка как матери, как женщины, как человека — биологической единицы — обрушивается, точно в пропасть. И перед этими мамами, которым сейчас очень непросто, я чувствую себя в долгу. Мы должны вместе что-то придумать, что-то изменить.
Американская литература для родителей детей с особенностями развития начинается приблизительно так: «Если вашему ребенку поставили диагноз, пожалуйста, не отчаивайтесь и не отказывайтесь от официальной помощи и социального сопровождения, которое вам предлагает государство. Ваш ребенок не такой, как все, и, скорей всего, потребует дополнительных усилий от вас, и от специалистов, которые будут рады вам помочь». В зависимости от законов и медицинских показаний, таким детям предоставляют медицинскую, социальную, психологическую и педагогическую помощи. У нас не предоставляется ничего. Часто семьи остаются с бедой один на один.
И мне кажется, что если этот час в неделю мы будем улыбаться и радоваться общению, это хорошо.
Мама того неговорящего мальчика, увидев, как он дал мне руку, словно осела на ближайшую лавочку. У нее буквально подогнулись ноги. И я поняла, как давно она на передовой. Как давно она не расслаблялась.
В последнее время все больше появляется статей, обсуждений, информации о детях «страдающих аутизмом». Насколько верно такое утверждение? В чем заключаются страдания?
Аутизм входит в международную классификацию болезней, имеет свой собственный шифр в группе общих расстройств психологического развития (F84). Они характеризуются «качественными отклонениями в социальных взаимодействиях и показателях коммуникабельности, а также ограниченным, стереотипным, повторяющимся комплексом интересов и действий. Эти качественные отклонения являются общей характерной чертой деятельности индивида во всех ситуациях» (источник Международная Классификация Болезней).
Согласно российскому психологу, доктору наук, занимающемуся вопросами детского аутизма, О.С. Никольской, существует четыре степени аутизма.
Дети первой группы демонстрируют в раннем возрасте наибольший дискомфорт и нарушение активности, впоследствии выстраивают свою защиту от мира радикально, вплоть до неиспользования центрального зрения. Характеризуются отсутствием целеноправленности, невозможностью организовать ребенка: поймать взгляд, добиться ответной улыбки, услышать жалобу, просьбу, получить отклик на зов, добиться выполнения поручения. При попытке остановить их, удержать, добиться внимания может возникнуть дискомфорт, и, как реакция на него, крик, самоагрессия.
Могут обладать хорошей координацией, но при попытках научить их что-то делать и в крупных, и в тонких движениях проявляются грубые нарушения мышечного тонуса, вялость и слабость; эти дети имеют серьезные сложности с освоением и удержанием необходимой позы, координацией движений руки и глаза, воспроизведением нужной последовательности действий.
Речь нарушена (часто к 2-3 годам развивается мутизм) в контексте общего нарушения коммуникации, мимика и жесты также не используются.
Дети второй группы исходно несколько более активны и чуть менее ранимы в контактах со средой. Аутистические черты появляются не как отрешенность, а как неприятие большей части мира.
Основные жалобы родителей — обилие ритуалов и моторных стереотипий, избирательность в еде, одежде, распорядке дня и т.д., многочисленные требования и запреты.
Моторное развитие нарушенное, движения напряженно скованы, механистичны, действия рук и ног плохо скоординированы, типично обилие стереотипных моторных движений, которые носят самый причудливый характер. Дети этой группы пользуются для выражения своих нужд речью с обилием готовых фраз, штампов. Нарушено использование местоимений, интонирование; нет жеста-указания и коммуникативной мимики.
Умственное развитие ограничено стереотипами и страхами. Выражены ограниченность, узость понимания, жесткость и механичность в восприятии взаимосвязей между событиями, буквальность мышления, затрудненность символизации в игре.
Детей третьей группы легче всего отличить по внешним проявлениям, прежде всего по способам аутистической защиты, которая выражается в сверхзахваченности собственными стойкими интересами.
Обращение к специалистам происходит в связи с трудностями взаимодействия с таким ребенком, его экстремальной конфликтностью, невозможностью с его стороны уступить, учесть интересы другого, поглощенностью одними и теми же занятиями и интересами. Налицо нарушение моторики и регуляции мышечного тонуса, слабая координация движений туловища, рук и ног, тяжелая походка, растопыренные руки, трудности крупной и мелкой моторики вплоть до отсутствия простейших навыков самообслуживания.
Интеллектуальное развитие нарушено и искажено, при понимании отдельных сложных закономерностей у ребенка имеются сложности с генерализацией, познавательной активностью, пониманием смысла происходящего. Активно выражен негативизм.
Своеобразие этой группы особенно проявляется в речи: дети рано набирают большой словарный запас, начинают говорить сложными по форме фразами. Однако речь производит впечатление слишком взрослой, «книжной» и, что характерно, в малой степени служит коммуникации: она неразборчива и монотонна, с нарушенным темпом, ритмом, высотой звука, а главное — она монологична, не приспособлена для разговора.
У детей четвертой группы на первый план выступают уже не защита от окружающего мира, а повышенная ранимость, тормозимость в контактах, неразвитость самих форм общения, трудности сосредоточения и организации. Аутизм здесь не уход от мира или его отвержение, не поглощенность какими-то особыми аутистическими интересами, а недостаточность возможностей в организации взаимодействия с другими людьми.
Дети произоводят впечатление неловких, робких, вялых, легко возбуждающихся и утомляющихся, отстающих в психическом развитии. Мимика обычно обеднена, речь замедленна, интонация затухает к концу фразы. Контакт с собеседником носит прерывистый характер.
Наблюдаются трудности усвоения моторных навыков: ребенок теряется, подражает без особого успеха, не схватывает движения. Налицо проблемы речевого развития: он явно не улавливает инструкции, речь бедна, смазанна, аграмматична, однако все это проявляется в попытках вступить в реальное взаимодействие с другими людьми, тогда как дети других групп заняты прежде всего защитой и аутостимуляцией.
Такие дети экстремально зависят от эмоциональной поддержки, постоянного подтверждения того, что все в порядке.
Есть подробное описание того, как чувствует себя человек с расстройством сенсорики: «Ребёнок и сенсорная интеграция», Э. Джин Айрнес.
Конечно, такому человеку невероятно трудно просто жить, не говоря уже о каких-то академических и социальных высотах, которые находятся на вершине пирамиды Маслоу, на базовых чувствах безопасности и удовлетворения физиологических потребностей.
Недавно я прослушала обучающий курс Американского университета The UC Davis MIND Institute (Medical Investigation of Neurodevelopmental Disorders) http://www.ucdmc.ucdavis.edu/mindinstitute , в котором говорится, что заметить расстройство аутистического спектра у ребенка можно уже с полутора лет, но тревожные звоночки звучат еще раньше. Если ребенок не дает глазной контакт, не отвечает на улыбку матери, не гулит, не пытается привлечь к себе внимание, то это повод для тревоги. В более старшем возрасте появляются странные пристрастия, однообразные игры: игрушки рядочком, методичное постукивание одним предметом по другому…
Собственно, меня тоже краешком задело: младшая дочь года в полтора вдруг начала увлеченно и подолгу расставлять вдоль плинтуса вряд обувь. Первая мысль: прекрасно! Ребенок играет! Потом подруга меня встряхнула, и я срочно начала действовать.
Что ты почувствовала в этот момент?
Ужас. Словно все детские кошмары про страшный и предательский мир одномоментно воплотились. У меня был такой: приезжает лифт, я в него шагаю, а пола нет. И я проваливаюсь в бездну.
Вот в такую бездну я и рухнула. Наяву.
Ты ей поверила?
Конечно. Уж слишком удобной и послушной девочкой была дочка: берешь ее в спортзал, сажаешь на стул, и она сидит час, улыбается и никому не мешает. Сплошная радость для родителей и окружающих.
А ведь часто таким детям еще и планшет в руки дают. И тогда выцарапать ребенка обратно еще трудней.
Что ты предприняла после совета подруги?
Я начала усиленно заниматься, стала брать дочку в детские группы, организовывала постоянное общение. Прочитала много литературы, беседовала с теми, кто уже столкнулся с подобной ситуацией. И постепенно мы вырулили на прямую дорожку, хотя у меня тогда периодически появлялось ощущение, будто дверь между мной и ребенком медленно, но неуклонно закрывается, и если я не вставлю туда ногу, то она захлопнется. За эту дверь я влезла вся. Некоторые нюансы поведения, ставящие иногда в тупик окружающих, конечно же, остались.
Теперь я иногда вижу во взрослых вот таких детей.
Родители, которые приводят своих детей на занятия, доверяют тебе?
Скорее да, чем нет, но чудес я не совершаю, не делаю ничего такого, чего бы нельзя было сделать дома или детском саду. У меня нет ни крутого оборудования, ни, тем более, сенсорной комнаты. Мы просто играем вместе.
Но у тебя есть результаты.
Думаю, это потому, что нас трое — я, малыш и родитель, и мы, все трое хотим, чтобы нам было хорошо. Мы хотим этот час провести в счастье. Мы ищем, пробуем. Это всегда и борьба, и победа, и сложности, и временные отступления.
Без участия родителей нельзя обойтись?
Нет. Невозможно. Нам нужно вместе понять, в чем причина и что нужно делать. И «прорубить окно в Европу» так, чтобы ребенку процесс был комфортен по максимуму, чтобы у него хватило сил проделать этот путь. Скажем, один ребенок вместо кувырка вперед выгибался, делал ласточку и начинал кричать. Почему? Оказалось, что его карта тела настолько не простроена, что он воспринимал как бездну то, что не видел глазами. Какой тут кувырок, когда вокруг опасность! Да — мы с родителями люди сильные, мы можем кувыркнуть, сложить, скрутить — и подарить ребенку невроз, недоверие и ненависть к любому движению. А можно придумать обходной путь и проложить его — не только на занятии, но и дома. Построить мостик, так сказать. И вот такие мостики мы у каждого ребенка ищем вместе с родителями.
Итак, ребенку поставили диагноз. Что делать? Куда бежать? Как быть с этим в России?
В обществе сильны предубеждения против слов «психиатр», «невролог», «психолог», и родители часто тянут до последнего, отрицают расстройства у ребенка никуда не обращаются, а потом плачут по упущенной возможности.
Чем раньше начать, чем внимательнее будут родители и чем они бесстрашнее, тем выше и больше шансы у ребенка. Надо осознавать, что каждый выбирает судьбу своему чаду.
Кроме того, сильнейшим стрессом для родителей является то, то одним росчерком врачебного пера они как бы оказываются вне общества. Но это не так — во всем мире, в том числе и в России, в каждом ее городе, есть сообщества родителей особых детей, и, поверьте, это самые отважные и отзывчивые люди, которых мне приходилось видеть.
А морально тяжело вести таких детей?
Меня часто об этом спрашивают: «Тебе, наверное, так трудно работать, у тебя же дети в группе такие трудные, ты, наверное, так переживаешь, так с ними устаешь…» Ничего подобного, это же такая радость! Мы так друг друга заряжаем, мы рады друг другу, каждый раз у нас какой-то результат. Порой он выстрадан, но тем дороже.
Сколько я видела слез пап и мам, маленьких-больших побед, слышала новые слова, — да, не в два года, а в четыре, в пять, но ведь они появились, вот что главное! Все эти так называемые «мелочи» дают ощущение счастья. И если мы раз в неделю будем счастливы – это очень хорошо, это, как мне кажется, придает смысл тому, чем я занимаюсь..
Какие планы поставила себе по развитию в этой области?
Хочу подложить теоретическую основу под свою многолетнюю практику. Получаю сейчас дополнительное образование по специальности коррекционный педагог, а потом пройду еще курс логопедии.
Что касается работы, я очень хочу сенсорную комнату. Обидно, когда ты знаешь, сколько всего придумано, знаешь, как это использовать, но у тебя нет возможности. Но я усиленно работаю в этом направлении, так что впереди еще много интересного, много встреч, свершений и побед. Я уверена.
Автор: Светлана Коган, мама в декрете.
До беременности преподавала танцы, а теперь начала понемногу писать.
Во многом опирается на рекомендации и идеи с проекта «Мама-райтер».
